"Сексуальное насилие над детьми" Итоговый отчёт, 2009

Ждём ваши новости о социальной рекламе: news@socreklama.ru

«Об этом нужно говорить!»: открытость обсуждения и его установки

Фокус-групповые дискуссии, проведенные в рамках проекта, обнаруживают, что у россиян сформировалось двойственное отношение к тому, как тема сексуального насилия над детьми освещалась ранее и освещается в прессе сегодня. С одной стороны, для обычного россиянина вся эта проблематика в известной степени «в новинку». Тема была полностью табуирована для публичного освещения даже в самом недавнем прошлом. А если в СМИ и проникала какая-то незначительная информация (чаще всего по самым вопиющим случаям насилия, скрыть которые было просто невозможно), то она, скорее, создавала впечатление единичных случаев. С другой, - люди оказались «неподготовленными» к принятию этого информационного потока – причем ни морально, ни психологически, ни коммуникативно.

Внезапное «открытие» темы со многими пикантными подробностями (вступающими в противоречие с нормами общественной нравственности), а главное – открытие масштабов и глубины распространения сексуального насилия в отношении детей, - стали для широкой российской публики своего рода культурным шоком. Все это как будто бы происходит в иной для большинства россиян реальности, и если ранее она казалась параллельной реальностью, то теперь их пути пересеклись.

Фокус-групповые интервью показывают, что россияне не готовы:

· к публичному обсуждению темы, не обладают навыками дискуссии,

· к изменению своего ответственного поведения (как родители, так и педагоги),

· к изменению норм и правил воспитания детей,

· и в целом - к принятию реальности такой, какая она есть.

Неподготовленность российского общества не решается исключительно информационными средствами. Более того, складывается впечатление, что усиление потока информации еще больше загоняет людей в «тупик». Налицо – очевидная потребность в просветительской кампании. И именно о таком развороте в публичной коммуникации часто говорили участники фокус-групп, подразумевая под этим, прежде всего, изменение роли государства в решении этой проблемы:

· государство признает проблему насилия в отношении детей как одну из фундаментальных в современном российском обществе;

· государство кардинальным образом изменяет свою концепцию безопасности ребенка, находящегося как в открытом, так и закрытом пространствах, вне и внутри дома и т.д.;

· государство в партнерстве с педагогическим сообществом страны разрабатывает новую концепцию воспитания (в зависимости от возраста ребенка), где большую роль уделяет профилактике ситуаций ребенка – как потенциальной жертвы, - осовременивает в целом свою доктрину полового воспитания дошкольника и школьника;

· государство разрабатывает концепцию кампании непрерывного оповещения и «воспитания» родителей относительно реальных угроз для их детей в целях формирования новой культуры родительской ответственности и переориентации их установок в отношении своих же собственных детей («новые подходы во взаимоотношениях родителей и детей»);

· государство поддерживает и продвигает социальную рекламу, задачи которой заключаются не только в формировании общественного внимания к теме, но и в продвижении обновленных ценностей и норм взаимодействия мира взрослых и детей.

Открытости сексуального насилия в отношении детей (в обществе и Интернете) необходимо противопоставить открытость информации и публичной дискуссии.

Деликатность темы

Для большинства россиян, однако, очевидно, что открытость информации и дискуссии имеют свои границы. Фокус групповые исследования показали, что среди россиян (вне возрастных различий) нет согласия относительно того, насколько откровенным, а порой и циничным, может и должен быть этот общественный разговор.

У детей дошкольного возрасты присутствует естественный лимит понимания. В случае с детьми раннего школьного возраста существует опасность психологической травмы, которая может сформироваться даже от одной мысли своей потенциальной виктимности. Наконец, в случае со школьниками-подростками существует опасность натолкнуться на нарочитую эпатажность или простое высмеивание, что сводит «на нет» любые просветительские (и воспитательные) проекты в теме.

Впрочем, не меньшие проблемы возникают и в просвещении и информировании взрослых. И самая главная здесь угроза – формирование моральной паники в обществе: когда за каждым углом, в каждом лифте и за каждым кустом в парке, в каждом странно выглядящем незнакомце будут мерещиться педофилы.

Более того, для страны недопустимо, если в отношении детских и подростковых учреждений, где были зафиксированы случаи педофилии, сформируется неоправданно обобщающее, а потому и предвзятое общественное мнение об их угрозе для психологического и сексуального здоровья детей.

Деликатность темы в данном случае заключается в том, что нельзя не «дожать», но опасно и «перегнуть палку». Золотая середина, общественно допустимая мера, вероятнее всего, достигается через социальную рекламу, которая удачно сочетает в себе прямую форму информирования с завуалированными символам, метафорами и ассоциациями, скрытыми смыслами.

Адресность кампании

Дети, родители и педагоги становятся взаимозависимыми, но при этом вполне автономными адресатами кампании.

·        Дети. Родители, принявшие участие в нашем опросе, считают беседы с детьми о возможных ситуациях совершения насилия, разъяснение им опасности, возникающей при общении с посторонними взрослыми людьми, мерой популярной и способной «внести свою лепту» в профилактику и предотвращение насилия (так считает почти каждый второй опрошенный - 49,8%).

Среди педагогов и психологов пока еще нет устойчивого согласия относительно содержания и форм информирования и просвещения детей о феномене сексуального насилия в отношении детей. Особый случай – семейное насилие. По данным МВД, в 40% случаев дети пережили сексуальное насилие в своих семьях, причем далеко не всегда это происходило в неблагополучных семьях. Профилактика семейного насилия предполагает такое комплексное просвещение и информирование, которое локус доверия ребенка переносит из семьи в общество и государство. Телефоны доверия для детей весьма распространены на Западе, в Израиле. В России этот проект запущен лишь три года назад и пока не получил ни искомой легитимности среди родителей (синдром Павлика Морозова), ни должной популярности среди детей, (большинство жертв семейного насилия предпочитает «отмолчаться»). В этом смысле, просветительская кампания должна быть направлена, прежде всего, на изменение вектора доверия детей. Просвещение и предотвращение насилия за пределами семьи, с одной стороны, - проще, поскольку в основном сводится к разъяснению детям того, каким образом доверчивые и неблагоразумные дети становятся жертвами насилия. Но, с другой, - сложнее. Поскольку разновидности такого насилия и потенциальных ситуаций виктимности – трудно перечесть и даже просто предсказать. А создавать у детей ощущение тотальной опасности нельзя по причине неустойчивой психики и несформировавшегося восприятия внешнего мира.

·        Родители. Родители (равно как бабушки и дедушки) чаще всего не владеют навыками профессионального воспитателя, и, осознавая это, предпочитают отмолчаться, усилив лишь персональный контроль за детьми. Действительно, по результатам проведенного опроса, самой популярной мерой профилактики насилия над ребенком является постоянный контроль со стороны родителей (так думают 90% опрошенных).

У родителей в общей массе нет также устойчивого доверия и к государственным институтам, а как менять свою воспитательную модель, они, как правило, сами не знают. В этом смысле кампания (в первую очередь средствами социальной рекламы) может и должна изменить установки родителей разных поколений россиян: (а) в отношении их ответственности и роли в развитии ребенка в информационном обществе и век Интернета, (б) в отношении модели их взаимодействия с детьми, (в) в отношении общественного климата, не приемлющего ни сексуального, ни физического, ни нравственного насилия над детьми. Популяризация иностранного опыта в данном аспекте – крайне эффективна, а присоединение к европейским и мировым конвенциям в защиту прав ребенка является общеобязательным компонентом государственного просвещения родителей.

·        Педагоги. Педагоги в сегодняшней ситуации оказываются в щекотливом, двойственном положении. Как общество (в лице родителей, прежде всего), так и государство возлагают большие надежды на педагогическое сообщество страны в деле профилактики и предотвращения сексуального насилия. Но российские педагоги в общей массе не владеют ни навыками, ни каким-либо серьезным опытом в этом деле. То есть и педагоги сами выступают объектом просвещения и информирования. В то же время, как это постепенно открывается российскому обществу, в учительской среде в последние годы было обнаружено немало педофилов, тень от преступлений которых естественным образом брошена на все педагогическое сообщество. Кризис доверия к Учителю (тренеру, воспитателю, наставнику и т.п.) еще не набрала в обществе критической массы, и поэтому в рамках кампании необходима реабилитация учительства, детских и подростковых внешкольных учреждений. В любом случае, судя по фокус-группам, это недоверие нарастает, и если оно с отдельных личностей перебросится на образовательные и воспитательные институты, то рикошетом отразится на повышении виктимности/уязвимости ребенка в стенах образовательного учреждения.

Половое воспитание в семье

В отсутствии государственной политики, российские семьи стали уделять больше внимания сексуальному воспитанию. Но – катастрофически недостаточное.

По результатам исследований ВЦИОМ в 2009 году, отсутствие полового воспитания в своей семье признают 74% опрошенных россиян. Во время предыдущего аналогичного опроса в 1989 году таких ответов было 87%. И разговоров с детьми о сексуальной жизни стало вдвое больше – 26% против 13% 20 лет назад. Число родителей, готовых поговорить с детьми на темы полового воспитания, возросло с 1991 по 2009 год с 51 до 62%. Число противников таких разговоров, наоборот, снизилось с 49 до 38%.

Несмотря на обозначенную тенденцию, в большинстве семей тема «секса» по-прежнему умалчивается. И не будет ошибочным предположение о том, что тема сексуального насилия в разговорах взрослых с собственными детьми практически отсутствует. В этом откровенно признаются большинство участников наших фокус-групповых исследований. А если есть исключения из этого устоявшегося правила – так они, как правило, - единичны. Хотя правильность и нужность разговоров с детьми, установление с ними доверительных отношений признают абсолютное большинство опрошенных взрослых (90%).

По мнению опрошенных, о сексуальной жизни лучше всего узнавать от родителей – так ответили 57% респондентов. Вторым по популярности источником специфических знаний стали специальные курсы в учебных заведениях (41%), третьим – консультации профильных врачей (34%). Специальная литература заняла в этом списке четвертое место, научно-популярные фильмы – пятое. Самым непопулярным источником информации о половой жизни оказался Интернет. Что и не удивительно: в этом вопросе доверие к Интернету – минимальное.

Профилактика сексуального насилия в семье

Многие россияне по-прежнему полагают, что защитить собственных детей от сексуальных посягательств смогут только они сами – родители и ближние родственники. Поэтому они предпочитают «сохранять детей» под неусыпным контролем. Но поскольку зачастую это практически невозможно, они идут на разговоры и беседы с детьми (вынужденно!).

Они не отрицают при этом роли и авторитета школы и телевидения. Большинство из них полагают, что в школе учителя должны вести беседы об угрозе сексуального насилия. Однако среди них нет согласия относительно характера и, тем более, содержания таких бесед. Они просто готовы делегировать груз ответственности школьным учителям.

«Опора на собственные силы» в деле предупреждения сексуального насилия условно делит россиян на две неравнозначные по численности группы:

·         Первые готовы вести профилактические беседы, разъясняя им все так, «как оно есть на самом деле»: их безусловное меньшинство.

·         Вторые обращаются к разъяснительным беседам, не договаривая, пользуясь «эзоповым языком», прибегая к намекам: их подавляющее большинство. Многие из них убеждены, что буквальный смысл понятия «изнасилование» не объяснить ребенку, и потому действовать на его сознание необходимо опосредованно.

Это разделение зависит далеко не столько от возраста ребенка, сколько от личностной культуры взрослых. Те, кто предпочитает недоговаривать, мотивируют свою позицию тем, что «не желают шокировать детей». Проще объяснить ребенку, чего он делать не должен: не заходить в лифт с чужим человеком, не сворачивать с обозначенного маршрута, не разговаривать и не брать подарков от незнакомцев, а в отдельных ситуациях избегать и знакомых взрослых и т.д.

Этим родителям проще и удобнее составить список «запретительного поведения» и многократно повторять его ребенку, чем один раз объяснить возможные последствия нарушения этих запретов. Они – сторонники ненавязчивого воспитания – считают, что лучше «не пугать» и в то же время постоянно напоминать о возможной опасности.

А некоторые россияне – парадоксальным образом - полагают, что чем больше мы обсуждаем эту тему, тем больше мы провоцируем сексуальную дозволенность и доступность («типа 25-го кадра и пропаганды темы получается…»).

Крайне редко, и то чаще в молодом возрасте, родители, судя по проведенным фокус-группам, выбирают тактику откровенного разъяснения («нам всем пора прийти к тому, чтобы дети сами слышали и видели…»). Эта позиция, конечно же, не означает того, что надо показывать «растерзанные трупы», но дети должны представлять, «в какие ситуации» они могут попасть.

Иными словами, сами родители, не готовые в свою очередь к роли воспитателей и наставников (или готовые психологически, но не готовые нравственно), должны в первоочередном порядке стать объектом социальной рекламы на регулярной основе.

Значение зарубежного опыта

Во многих зарубежных странах профилактика и предотвращение сексуального насилия над детьми ведутся успешно настолько, чтобы их опыт был разобран и применен.

Многие западные страны существенно продвинулись в предотвращении сексуального насилия над детьми и борьбе с детской порнографией в Интернете. В качестве примера обычно приводят Великобританию, где в последние годы было разработано немало проектов по выявлению скрытых педофилов в Интернете, распространителей детских порно фото и видео (в частности, сетевая организация AntiChildPorn.Org.). Благотворительные организации там работают в тесном сотрудничестве с правоохранительными органами и волонтерами (особенно программистами). Активно используют Интернет и в целях профилактики сексуального насилия (скажем, британский центр The Child Exploitation and Online Protection Centre - центр по защите детей от эксплуатации – разработал немало оригинальных просветительских и тренинговых методик для детей и родителей). А Канадский центр по защите детей на страницах своего сайта (Cybertip.ca.) помогает определиться родителям с «подлинными» интересами своих детей в Интернете, стимулируя их на более доверительное общение с детьми. Неслучайно, видимо, эта организация получает богатый государственный грант на свою работу, эффективность которой не вызывает сомнений ни в Правительстве Канады, ни в канадском обществе.

Чрезвычайно важный опыт накопился в западных странах по организации «обратной связи». Так, к примеру, Федеральный центр пропавших и эксплуатируемых детей США с помощью горячей линии и сайта (www.missingkids.com.) наладил настолько эффективный контакт с детьми, что ежегодно предотвращает сотни возможных преступлений против детей.

Словом, у каждой страны накопился свой опыт профилактики и предупреждения, который в той или иной степени может быть заимствован. Зарубежный опыт касается: (а) способов и методик расследования и обнаружения фактов сексуального насилия или домогательств (с активным привлечением Интернет-техник), (б) оповещения детьми государственных органов или благотворительных организаций о своих случаях, (в) просветительских программ для детей с учетом их возрастных отличий, (г) образовательных и информационных проектов для родителей и педагогов.

За последнее десятилетие социальный треугольник «государство-родители-дети» во многих западных странах преобразовался. С одной стороны, существенно возросло доверие со стороны детей и родителей к органам защиты детей от насилия и эксплуатации, с другой, - дети обрели больше прав и в известном смысле «выровнялись» в своем социальном статусе с родителями (здесь заслуга за горячими линиями доверия).

И, может, самое главное – педофилы и склонные к педофилии люди утратили свое былое качество «безнаказанности» (в том числе и в Интернете), их свобода действий за последнее десятилетие была очень сильно урезана.

Социальная реклама – зарубежный опыт

Социальная реклама и поныне остается наиболее эффективным и доступным средством предупреждения и профилактики сексуального насилия и эксплуатации детей. В отличие от всех остальных инструментов, главное, что отличает социальную рекламу, это – ее комплексный характер.

В самом деле, социальная реклама в данном контексте решает одновременно множество задач:

·        Аттрактивную (она, прежде всего, привлекает внимание широких слоев общества к проблеме, информирует, способствует большей открытости).

·        Побудительную (она призывает журналистское сообщество, экспертов, психологов к постоянному обсуждению темы, не снижая градуса общественной дискуссии).

·        Алармистскую (она в силу своей компактности и доходчивости, в большей степени, чем любые СМИ, создает накал общественной тревоги, общей заботы и боли, вызывает отвращение к теме и насильникам).

·        Информационную (она оповещает общество о размахах и глубине распространения насилия над детьми, разъясняя ее систематический и массовый, а не единичный и случайный характер).

·        Просветительскую (она не просто информирует общество и заинтересованных лиц, но и объясняет, какие действия в отношении детей подпадают под «насилие» и «эксплуатацию», вводит как общество, так и саму тему в правовое пространство, систематизирует случаи и ситуации сексуального насилия).

·        Разрушающую мифы и стереотипы («закрытость» темы в прошлом породила неоправданные мифы вокруг темы, которые развенчивает социальная реклама; к примеру, миф о «незнакомце-маньяке» или о «приметном в толпе» педофиле).

·        Конструктивистскую (из разрозненного набора отдельных и подчас непохожих друг на друга кейсов, пусть даже и очень многочисленных, она формирует в общественном сознании «социальную проблему», решать которую обязано государство и гражданское общество в их конструктивном партнерстве)

·        Фанд-райзинговую (она помогает благотворительным и детским организациям собирать пожертвования для осуществления их уставной деятельности по защите детей и детства).

·        Лоббистскую (она оказывает самое сильное давление на властные органы и лица, принимающие решения, для перевода этой «социальной проблемы» в ранг приоритетной для государственной политики в целом).

·        Мобилизационную (она солидаризирует общественное мнение, создает благоприятный нравственный климат в обществе – климат нетерпимости в отношении любого насилия и эксплуатации детей - и, наконец, объединяет незнакомых друг с другом людей на решение этой общей задачи).

Зарубежная социальная реклама по предотвращению и профилактике сексуального насилия в отношении детей в силу своей более продолжительной, чем в России, истории наработала немало аутентичных для этой рекламы фундаментальных стилистических и контентных «новшеств», которые вполне применимы и в России. В частности:

·      Апелляция к детским символам и образам (притом, что социальная реклама обращена в первую очередь к миру взрослых, эффект ее воздействия существенно увеличивается, если в рекламе использованы свойства мира детей – как то детские рисунки и цвета, нарочито детский стиль рисования или письма букв, образы и символы «счастливого» или травматического детства, медийные средства детей и подростков, наподобие рисованных мультиков или 3D анимации, к примеру, рисованные зверьки-педофилы).

·      Отказ от использования реальных имен, событий и персонажей (в силу деликатности темы и психологического травматизма эта рекламе избегает принципа буквального «отражения реальности», реальность должна додумываться и даже воображаться; эффект додумывания, как правило, оказывается сильнее простого «зеркала» событий и ситуаций).

·      Избегание игровой рекламы с привлечением актеров и узнаваемых лиц (игровая реклама опасна не только тем, что создает вредные «образцы» для их повторения в реальной жизни психически неуравновешенными людьми, а тем, что в массовом восприятии создает ощущение единичности случаев, а порой и даже искусственной постановки, надуманной режиссуры, наигранности со стороны известных актеров, которые никак в этом не замешаны).

·      Уход от частного к типичному (видеоряд в такой рекламе чаще всего строится по пути типизации «классических» ситуаций и разновидностей насилия; всё многообразие случаев в них как бы «утоплено»).

·      Минимализм текстового обращения (сугубо текстовая реклама не очень эффективна, но надписи в анимационной или постерной рекламе, - краткие, простые, доходчивые; главное же - повторяющиеся рефреном надписи при смене видеорядов, по принципу «рисунков много, а надпись – одна и та же»; текст этой рекламы представляет собой сгусток мысли, сформулированной по формуле: суть проблемы + ее решение, и многократное повторение).

·      Нестандартность «послания» (главная идея, выраженная в «послании» должна удивлять своей нестандартностью, неожиданностью поворота мысли, создавать у адресной аудитории ощущение того, что они бы сами до этого не додумались бы, не узнали; к примеру, слоган рекламного ряда большого цикла уличных плакатов, направленный на то, чтобы дети не скрывали в себе травму сексуального насилия ни сейчас, ни в будущем звучит так: «Помогая одному ребенку, ты спасаешь одного взрослого!»).

Тестирование рекламной кампании «Берегите детей!»: реакция массового сознания на социальную рекламу в России

Серия связанных друг с другом видеороликов, объединенных общим сюжетом «Берегите детей!» и подготовленных для федерального телепоказа, была протестирована и участниками фокус-групповых интервью в Москве, и респондентами массового on-line опроса.

Цикл видеороликов ставил целью призвать родителей уделять больше внимания своим детям и их безопасности, ознакомить родителей с типичными ситуациями насилия, чтобы, в конечном итоге, снизить виктимность детей.

Тесты показали ряд примечательных особенностей российского восприятия социальной рекламы в целом, и темы предотвращения и профилактики сексуального насилия над детьми, в частности.

Социальная реклама еще не вошла «в плоть и кровь» среднестатистического россиянина. Рекламу вообще большинство россиян считают преимущественно циничной и, безусловно, ищущей выгоду. Те же, кто отделяет социальную рекламу от коммерческой, судя по материалам фокус-групп, нередко считает социальную рекламу – «беззубой».

Впрочем, несмотря на несколько разнящуюся реакцию людей на разные ролики цикла «Берегите людей!», всю серию никто не признал ни бессмысленной, ни даже просто «беззубой». Более того, можно считать, что все ролики – судя по реакции тестирующей аудитории – в той или иной мере поставленной цели достигают. Суммарные общегрупповые оценки роликов оказались относительно единодушными: наиболее удачным признан ролик «На улице/Следите», менее удачными – «В парке/Дружите» и «В гостинице/Разговаривайте».

По результатам количественного опроса, от 19-21 (для роликов «Разговаривайте» и «Дружите») до 44% опрошенных (для ролика «Следите») реклама не только показалась глубоко интересной, но и подвигла к размышлениям над поставленной проблемой, приблизила ее, открыла по-новому и даже породила у зрителей реальное желание что-то сделать (что-то изменить в своей жизни, ответить на призыв и т.п.).

От 62 до 80% тестирующих ролики респондентов четко считали основное послание каждого из материалов: «необходимо уделять детям больше времени, внимания, любви; ни в коем случае не оставлять их без присмотра».

Главный вывод, который может быть сделан по материалам проведенных исследований: социальная реклама в контексте предотвращения и профилактики социального насилия в отношении детей - трогает!!

1.    Достоинства социальной рекламы. Для большинства участников тестов - очевидно, что такая реклама должна создавать определенное настроение в обществе. Может, в этом – ее главная миссия. Тревожность, пронзительное чувство жалости к детям, брезгливость, гнусность и ощущение нравственно-эмоционального неприятия агрессора и многие другие чувства «чего-то непоправимого» акцентированы просмотром роликов этой серии. Абсолютное большинство участников тестов почти безоговорочно принимают «послание» роликов (берегите детей, разговаривайте с детьми, следите за детьми, дружите с детьми), что свидетельствует о том, что в массовом сознании россиян сформирован запрос на смену модели взаимоотношения с детьми. Эти призывы не восприняты как банальные или выхолощенные. Они гармонично укладываются в ценностные ожидания россиян.

2.    Недостатки социальной рекламы. Поскольку обычные россияне еще не очень подготовлены к адекватному восприятию социальной рекламы (прежде всего, в силу отсутствия опыта), то и неприятие тех или иных роликов могло быть вызвано разными причинами. Достаточно часто (по результатам количественного опроса, до трети опрошенных) для рядового зрителя непрозрачна главная идея или непонятен сюжет (роли, антураж, действие). В этих случаях у зрителя возникал неизбежный конфликт толкований: не понимая сюжета, он отторгает текстовое послание. В таких случаях ролики считаются «сырыми», «формальными», «недоделанными». Реже, ожидая рекламной прямолинейности, зритель не принимает анимационной или рисованной формы исполнения роликов («такая серьезная тема и такая несерьезная форма»).

При этом социальная реклама, конечно же, трогает каждого зрителя по-разному. Все зависит от того, насколько профессионально и «человечески» выполнена сама реклама. В этом смысле, не всякий ролик на тему будет однозначно позитивно принят зрителями. Несложно представить «усредненный» тип ролика, который будет либо отвергнут, либо не достигнет поставленной цели и вызовет зрительское безразличие. В нем:

·        «послание» не объединяет постановку проблемы сексуального насилия над детьми с ее решением,

·        ситуации и роли невнятны,

·        а сюжет требует слишком большого додумывания или тщательных раздумий.

Но все же буквально все ролики серии признаны аудиторией мотивационными: они побуждают не только обратить внимание на проблему, но и «пойти» чуть дальше. Причем здесь необходимо развести два типа мотиваций: как выразились некоторые участники фокус-групп, увиденная реклама запускает родительский механизм. Как минимум каждый третий опрошенный, а максимум – 57% (для ролика «Следите») «переносит» побуждение «уделять больше внимания» на собственного ребенка. Участники интервью также говорят о мгновенной реакции: «захотелось в ту же секунду узнать, где сейчас ребенок, что с ним, чем занимается…»

Дефицит доверительных отношений между взрослыми и подростками обычно воспринимается как нечто естественное, ролики же призывают задуматься над этим, а то и приступить к «перезагрузке» родительско-подростковых отношений. Ролики дают достаточно оснований для «беспокойства, озабоченности и последующих действий». Из них, считают люди, можно понять, как «…незаметно это может произойти… не угадаешь никогда…».

Иными словами, тестируемые ролики мотивируют: (а) перезапуск родительского механизма («семья – это добро, а если этого добра в какой-то момент нет, придет зло!»), (б) рефлексию «незаметности» сексуального насилия в современном российском обществе.

Социальная реклама: «за» и «против» повседневных мифов и стереотипов о сексуальном насилии над детьми

В свете раскрытия темы сексуального насилия креативная позиция социальной рекламы может быть оценена как двусмысленная. С одной стороны, она опирается на массовые ожидания людей, то есть на их представления и ассоциации (в целях собственной же эффективности); с другой, - вынуждена апеллировать к мифам и шаблонам восприятия темы, развенчивая их в просветительских целях. И если своей оборотной стороной социальной рекламы (реклама - «демистификатор») вызывает у аудитории удивление и даже шок от неожиданной информации или поворота мысли, то в своем традиционном ключе социальная реклама, напротив, эксплуатирует повседневные образы и мифы (реклама-«мистификатор»).

Впрочем, сами мифы в свою очередь порождены нечеткой картиной реальности, где домыслов, как правило, больше, чем подлинного знания и реальной статистики.

В массовом сознании на равных присутствуют образы насильника и жертвы, а также типичные ситуации, в которых они приходят в соприкосновение. При этом общественное мнение старается не воображать самого процесса сексуального насилия, видимо, отгораживая самое себя от стресса и нравственно-психологического шока.

Насильник. Социальная реклама старается минимизировать образы агрессора. В зарубежной рекламе насильник, если и изображается, что бывает крайне редко, то – почти что всегда сугубо схематически, чаще же он просто «остается за кадром». Массовое же сознание, по вполне естественным причинам, гораздо в большей степени сосредоточено на этой одиозной фигуре, ибо от нее собственно и исходит социальная угроза.

Главным мифом в прошлом был миф об устрашающей, выделяющейся и преступной внешности насильника. По крайней мере, таковым его рисовал кинематограф и СМИ. Это заблуждение вредно в особенности для детей: дети заранее ждут зловещих признаков и могут так и не дождаться, пока насильник не перейдет к действиям. Наблюдения экспертов-криминалистов за поведением агрессоров показывают, что они неприметны и очень хорошие психологи, знают, как войти в доверие к неопытному и наивному ребенку.

Впрочем, сегодня ситуация с массовым образом насильника не так проста. Кинематографические стереотипы отошли в прошлое. Фокус-группы показывают, что водораздел в восприятии лежит, скорее, в сфере человеческого навыка «распознать» зло: зло само по себе может быть приметным или неприметным. И это различие делит обычных россиян на тех, кто полагает, что «собирательный портрет» агрессора возможен, и тех, кто придерживается обратного.

Первые сегодня уже очень далеки от мифа об устрашающе-преступной внешности насильника, более того, они готовы признать его непримечательность по всем внешним признакам. Но им все еще свойственно мифологическое восприятие агрессора. Только нынешний миф, широко разделяемый в современном обществе, - это миф о глазах насильника. «Бегающие» глаза или, что, пожалуй, точнее – «бегающий взгляд» - вот что объединяет всех насильников. В соответствии с этим новым мифом, именно взгляд отражает душу педофила («…он не так смотрит, как обычный человек»). Многие мужчины и женщины склонны верить в то, что во взгляде насильника (потенциального агрессора) вовсе не обязательно должны читаться злость, злоба, неудовлетворенность, неспокойствие, противоестественность, как думали люди раньше.

У него - просто «бегающий взгляд» («пожалуй, что обобщало бы их, - это глаза, наверное,… это нечестные глаза, бегающие, которые стесняются смотреть прямо в глаза собеседнику»). Такое представление сконструировано телевидением, которое все чаще показывает педофилов в своих криминальных сводках, по крайней мере, именно на телевидение ссылаются многие участники фокус-групп, когда рассуждают о собирательном портрете педофила.

И все же можно сказать, что сегодня в обществе преобладают люди, которые отказывают насильникам в собирательном образе. А значит, они сами избавились от шаблонов в конструировании агрессоров («Они абсолютно все разные – от бомжа какого-то до рафинированного аристократа»). Согласно этому массовому взгляду, у педофилов налицо все признаки обычности, не вызывающие никаких подозрений со стороны окружающих, правда, действуют они очень «незаметно», хорошие актеры, вежливы, общительны, легко входят в доверие к ребенку.

Словом, сегодня социальной рекламе уже нет смысла бороться с «ветряными мельницами» старых мифов относительно внешнего вида насильников (мифы отпали сами по себе). Рекламе куда важнее сделать «общественную прививку» о психологической сложности актуальной ситуации (ведь, «…в жизни они все очень вежливы, и если даже ты встретишься с ним, никогда даже и не подумаешь про него…»): педофила можно выразить словами, но практически невозможно – рисунками, символами, образами.

Жертва. У многих россиян тема «детей-жертв» сексуального насилия не актуализирована в сознании. А поэтому весьма трудно установить ярко выраженные стереотипы или шаблоны массового сознания на эту тему. Люди обычно по этому поводу имеют «свою» точку зрения, в чем-то они совпадают друг с другом, но разброс мнений настолько велик, что, как выразился один из участников фокус-групп, «это может случиться с каждым ребенком, невозможно сказать, с каким больше, с каким меньше…».

Портреты ребенка-жертвы в большей степени, чем все остальные темы, зависят от того, в какой аудитории они обсуждаются. И мужчины, и женщины полагают, что маньяки-педофилы – неплохие психологи и достаточно легко распознают в ребенке виктимность. Однако они же полагают, что маниакальных стереотипов настолько много, что говорить о каком-то едином портрете ребенка-жертвы достаточно сложно. И, тем не менее, обычно и мужчины и женщины говорят, прежде всего, о портрете Девочки-жертвы.

·         Женщины, как правило, распределяются между двумя группами мнений. Для одной группы характерен акцент на красоте и внешней привлекательности ребенка. «Ухоженная девочка, с длинными красивыми волосами», «яркая не по годам», пользуется косметикой. Этому портрету контрастирует прямо противоположный стереотип: ребенок не должен быть привлекательным, скорее, это «серенькая невзрачная мышка», девочка без макияжа, «на ней немодная одежда, взгляд опущен вниз», «неуверенная в себе», в ней читается незащищенность и обреченность. Женщины старших возрастов в большей степени полагают, что именно такой образ является высоко виктимным и больше привлекает внимание маньяка-агрессора.

·         В мужской аудитории, что вполне естественно, преобладает представление о том, что более привлекательна для педофила красивая, ухоженная, приятная, опрятно одетая девочка («оторвы… они мало привлекательны…»). Эта красота, по мнению одних мужчин, может быть «ангельской, чистой… такие часто в церкви молятся». По мнению других же, это - девочки 10-12-летнего возраста нарочитого поведения, которые хотят «выглядеть постарше» и любыми путями привлекают к себе внимание.

Ситуации. Ситуации сексуальной агрессии можно отнести к высоко актуализированным темам общественного дискурса, правда с одной лишь оговоркой – дискурс этот бессистемный и слабо поддающийся классификации. Среднестатистический россиянин спонтанно, а, скорее, просто по-наитию рассуждает на тему, какие ситуации столкновения жертвы и насильника более, а какие менее способствуют насилию. Парк, лифт, темная аллея, дом, гостиница, школа, юношеская организация и т.д. – все перемешано и не выстраивается в единый рейтинг.

Для формирования кампании по предотвращению и профилактике важнее различать ситуации относительно правдоподобные и менее правдоподобные с точки зрения потенциального зрителя (адресата рекламы). К числу первых рядовые россияне уверенно относят парки и площадки, околошкольное пространство, улицы и лифты. То есть это преимущественно – открытые и трудно контролируемые родителями и правоохранительными органами (особенно с наступлением темноты) пространства небезопасного нахождения ребенка. Здесь агрессор – насильник-маньяк.

Школы и прочие детские организации также способствуют проявлению насилия, но уже по причине полной отдаленности от какого-либо внешнего контроля. И здесь агрессор – хорошо знакомый воспитатель, наставник, педагог, использующий свое властное положение или сумевший создать высоко доверительные отношения с детьми.

Дома, квартиры, гостиницы, если речь не идет о «притонах» с подростковой проституцией, пока еще воспринимаются как менее «правдоподобные» ситуации. Общественному сознанию, по всей видимости, очень сложно свыкнуться с мыслью о том, что дети чаще всего испытывают сексуальное насилие от очень близких, а порой и просто родственных, людей.

В любом случае, жертва и ситуации насилия конструируются массовым сознанием по принципу высокой/низкой виктимности, что вообще делает социальную проблему виктимности наиболее приоритетным предметом кампании по предотвращению и профилактике сексуального насилия в отношении детей.

Виктимность – как социальная проблема и социальный конструкт

Виктимность детей и подростков очень сложно определяется в социальных науках. С одной стороны, это – личностные свойства человека, способствующие тому, чтобы стать жертвой сексуального преступления. С другой, - это ролевые особенности обстоятельств места и времени, когда сама ситуация как бы «подталкивает» ребенка в ситуацию жертвы.

И если эксперты не располагают крепкой научной основой для определения виктимности ребенка, то в массовом сознании мы имеем дело с нагромождением представлений и мнений, которые, тем не менее, укладываются в более или менее системную картинку.

Как показывают фокус-группы, в рассуждениях россиян отчетливо проявлено представление о «более доступных» и «менее доступных» детях. О «менее доступных» они, как правило, не говорят, видимо, полагая, что это само собою разумеющееся представление о нормальном воспитании в нормальной семье.

На моделях большей уязвимости сосредоточено основное внимание россиян. Ниже перечисленные факторы повышенного риска/большей уязвимости детей-жертв сексуального насилия приведены в порядке убывания степени их значимости для рассуждающих, однако распространять эту иерархию на всю генеральную совокупность российских граждан представляется некорректным в силу качественных особенностей исследовательской техники фокус-групп.

·         Дети из проблемных семей и детских домов. Некоторые россияне этих детей считают группой наибольшего риска, мотивируя тем, что дети в этих семьях «видят жизнь и сами ее изучают»; словом, - осваивают на собственном опыте проб и ошибок. Здесь на передний план выносится противоестественно раннее взросление ребенка со всеми вытекающими из него последствиями. «…Открытая агрессия, когда ребенка избили и выгнали из дома, он просто спасется бегством от пьяных родителей… »

·         Дети с психологической акцентуацией. У этих детей социальный фон вполне нормальный, однако их психические особенности способствуют повышению их виктимности – скромность, робость, боязнь отказать взрослому, слепое доверие взрослому человеку, неуверенность, любопытность и т.д. и т.п. «Есть дети, к ним не подступишься, психологическая же неуверенность ребенка дает уверенность человеку взрослому». Многие россияне полагают, что сексуальные маньяки чаще всего обращают внимание именно на таких детей.

·         Дети, у кого «меньше общего взаимопонимания с родителям». В данном случае речь идет об обычных семьях, внутри которых ослаблено доверие между родителями и детьми, чрезвычайно ослаблено внимание родителей к детям, и дети предоставлены самим себе в большей степени, чем это соответствует их возрасту.

·         Дети из высоко обеспеченных семей. Смысл этого заключается в том, что в таких семьях дети до определенного возраста проживают в «башне из слоновой кости», будучи полностью изолированными от внешнего мира. Но наступает момент, когда они выходят в самостоятельную жизнь, и совершенно к ней не подготовлены. Эти дети виктимны не в силу своей неуверенности, а, наоборот, – в силу чрезмерной самоуверенности в себе и своих силах.

Относительно рисков виктимности в массовом сознании существует известная путаница, хотя и обнаруживаются в нем три основных кластера рисков: (а) что ищет «охотник»? (б) насколько коммуникативна потенциальная жертва? (в) насколько внешний облик жертвы соответствует ожиданиям «охотника»?

Поскольку большинству россиян характерна убежденность в том, что педофилия является болезненным состоянием психики, постольку они и считают, что потребности педофила могут быть разными. Причем речь идет не только о чистой физиологической потребности, но и о ее психологическом сопровождении, предсказать которое очень сложно. «Охотник» может быть мотивирован самыми неожиданными, с точки зрения нормального человека, особенностями ребенка («он из всей толпы может наметить свою жертву»).

А это значит, по мнению респондентов, что в зону риска попадают дети с характерными внешними особенностями, как то гиперактивность, привлекательность, необычная одежда, жизнерадостность, высокая общительность («В ребенке должно быть что-то особенное, чтобы привлечь внимание недобропорядочного человека…»). Большинство участников фокус-групп среди этих рисков выделяют коммуникативность и притягательность внешнего облика ребенка.

Понятие «коммуникативный ребенок» в рассуждениях людей встречается достаточно часто. Более того, для многих очевидно, что именно коммуникативность – главный риск виктимности. Они полагают, что в детском возрасте внешность не имеет особого значения: все дети по-своему симпатичны. «Если ребенок общительный, наоборот, может это даже и хуже всего. Очень сложно объяснить ему что-то. Как не объясняй, все равно дверь откроет, как не объясняй, все равно пойдет общаться с кем-то. Он обязательно или с компанией убежит или…». Коммуникативность рискованна и для маленьких детей и для подростков, особенно, для девушек 13-15 лет, которые легко идут на контакт со взрослыми.

Большинство участников фокус-групп не считают, что внешний блик ребенка (прежде всего, его привлекательность) напрямую повышает риски виктимности (тут они больше готовы отдать предпочтение социальным и психологических факторам, а не просто симпатичности жертвы). И все же для них привлекательность ребенка (во внешности и в поведении), особенно «выделяющаяся» привлекательность, составляет серьезный фоновый риск («синдром Лолиты»). В дискуссиях они не прошли мимо «ангельского личика», «ранней девичьей красоты и сексуальности», «созревающего тела», «женоподобного мальчика» и т.п.

Информационно-просветительская кампания предупреждения и профилактики сексуального насилия в отношении детей средствами социальной рекламы: выводы-рекомендации

Сексуальное насилие по отношению к детям в России мало чем отличается от ситуации в других более или менее развитых странах. Повсеместный рост этого явления, как показывают исследования, никак не связан ни с падением общественных нравов, ни с духовным кризисом, ни с трудно удерживаемым ростом преступности. Такое сексуальное насилие, по мнению экспертов, есть по своей природе глубокое культурно-психологическое явление, всегда существовавшее в мировой истории, и с которым человечество многие тысячелетия безуспешно борется.

На самом деле сексуальное насилие над детьми было всегда, уже древнейшие законодательства пытались положить ему конец путем высоких денежных штрафов и иных наказаний. А некоторые действия, которые мы сегодня строго осуждаем, в прошлом вообще не принимались всерьез. Сексуальные покушения на детей и подростков, пусть даже морально и юридически всегда строго осуждались и по-прежнему осуждаются, но они все равно статистически очень часты и, пожалуй, только растут.

Однако сегодняшняя ситуация отличается тем, что современное общество перестает считать детей «получеловеками» или просто людьми с ограниченными (по сравнению с взрослыми) правами. И в партнерстве с государствами общества вступают на путь полноценной и систематической защиты прав детей, выравнивания их гражданского статуса со взрослыми, и, прежде всего, в плане предотвращения и профилактики любых форм насилия по отношению к детям – сексуального, физического, социального, нравственного, психологического.

Эту борьбу за защиту прав ребенка ведут национальные государства, международные учреждения, такие как Совет Европы, ООН и ЮНИСЕФ, благотворительные организации и даже просто частные лица. Профилактика и предотвращение сексуального насилия над детьми осуществляется богатым набором доступных и легальных инструментов, но именно социальной рекламе отведена ведущая роль.

Уже прошло более двух десятилетий, как в мире началась глобальная информационно-просветительская кампания по защите прав детей и охране детства. При этом не все страны идут вровень. Многое зависит от того, когда и с каким культурным багажом та или иная страна присоединилась к этой кампании. Россия в известном смысле несколько отстает на этом пути. Но и в ней эта информационно-просветительская кампания постепенно обретает искомые очертания, хотя многое еще предстоит прояснить и сделать. В частности:

Ø     По целям, задачам и миссии. Именуя кампанию информационной, прежде всего, имеется в виду:

o      информирование граждан о распространении в обществе самого явления сексуального насилия над детьми,

o      осведомление о его подлинных масштабах и формах проявления,

o      разрушение бытующих мифов о сексуальном насилии над детьми,

o      формирование в обществе нравственной атмосферы отвращения и неприязни в отношении какого-либо насилия над детьми,

o      создание основ для социального сотрудничества в борьбе с сексуальным насилием над детьми, включая все виды частно-государственного партнерства (благотворительных организаций, педагогического сообщества, законодателей всех уровней, исполнительной власти, правоохранительных институтов и просто родителей).

Гораздо сложнее описать миссию общественного просвещения в данном контексте. Очевидно, что современные люди гораздо больше «в теме», чем все их исторические предшественники; разумеется, куда больше сдержаны в своем сексуальном поведении, и неизмеримо лучше осведомлены о правовых и социальных последствиях своих поступков и о том, какой порой неизлечимой травмой - на всю жизнь! – оборачивается насилие для жертвы. Под «просвещением» в данном контексте необходимо понимать следующие общественные установки и вопросы, ими порожденные:

o      укрепление норм и ценностей родительства без обращения к насилию (каким образом исключить насилие из мира детства?),

o      воспитание сбалансированного доверия между взрослыми и детьми (как исключить тотальное недоверие, с одной стороны, и безоговорочное доверие ребенка к взрослому, - с другой?)

o      формирование «здоровой» общественной атмосферы, не приемлющей насилия над детьми (каким образом предотвратить насилие, не оборачивая кампанию в «борьбу детей против взрослых»?)

o      создание «институтов доверия», призванных помогать детям в спасении от насилия и в деле обретении ими их законных прав (каким образом готовить ребенка с малолетства к рискам небезопасного детства и, наконец, как вести профилактику виктимности детей среди самих же детей?)

Ø     По направленности и адресности. Информационно-просветитель-ская кампания пока обращена преимущественно к «миру взрослых», что вполне обосновано, поскольку от их солидаристической позиции зависят какие-либо перемены в лучшую сторону. Но очевидно, что она неизбежно должна будет включить в число своих адресатов и детей, причем детей разного возраста. Среди экспертов нет согласия относительно того, насколько прямой и откровенной может быть коммуникация с детьми. Тем более нет этого согласия среди взрослых. Люди старших возрастов вообще считают, что такие слова как «изнасилование» и «педофил» относится к числу табуированных в общем употреблении, не говоря уж о том, как разъяснить само явление «сексуальное насилие» ребенку дошкольного или раннего школьного возраста. Возрастные психологи также не считают возможным снижение возрастной планки в посвящении детей в природу интимных отношений. Впрочем, очевидно также и то, что целомудренный и непросвещенный ребенок быстрее и проще становится жертвой сексуального домогательства. Возможно ли нахождение в этом вопросе «золотой середины», компромисса, устраивающего диаметрально противоположные стороны дискурса? Искомый компромисс предстоит обнаружить именно социальной рекламе, которая языком и символами «мира детства» создает образы угрозы, травмы, безопасности, помощи, надежды – понятные и открытые как для взрослых, так и для детей.

Ø     По инструментам и средствам воздействия. Информационно-просветительская кампания средствами социальной рекламы апеллирует не только к разуму, но и первым долгом к чувствам, и поэтому может включать в себя большое разнообразие инструментов – телеролики, плакаты, открытки, постеры, разные акции и т.д. Логика любого из этих инструментов – проста: спровоцировать общественное сознание на удивление, а через него - к мобилизации. Общественное настроение нетерпимости и небезразличия складывается не только в результате информированности (осведомленности) людей, а, прежде всего, в результате глубокого шока, спровоцированного рекламой удивления (возмущения, гнева, потрясения от увиденного и услышанного, персональной боли, вызванной от воображения или представления того, как это могло случиться). Социальная реклама своими инструментами создает массовое психологическое настроение неприязни, сопутствующее физиологическим ощущением грязи и мерзости, тревоги и глубокого беспокойства. Очевидно, что одного нравственного осуждения недостаточно, необходимо подчас «телесное» неприятие, которое подвигнет мир взрослых к переоценке своего взгляда и установок в отношении мира детства. Накоплен большой зарубежный опыт такой действенной рекламы, наша отечественная социальная реклама лишь приступает к созданию собственных, отечественных образцов.

Ø     По налаживанию партнерства. В основании кампании, разумеется, лежит идея солидарности, сплоченности действий. В одиночку с этой проблемой не справиться ни родителям, ни государству со всей мощью его правоохранительной системы. Солидаристическое понимание безопасности детей, солидаристически разделяемые смыслы «перезагрузки» родительства, общественный контроль за деятельностью образовательных и воспитательных учреждений и многое другое – все это может быть сформировано именно социальной рекламой. Она предлагает обществу единый язык обсуждения проблемы, единые критерии оценки общей ситуации и конкретных случаев, единые ориентиры выработки государственной программы по предотвращению и профилактике сексуального насилия в отношении детей. Это солидаристическое единство отрабатывается аналитиками и креативщиками (рекламистами) совместно с профильными экспертами (психологи, педагоги, сексологи) и, конечно же, с пограничными специалистами (методологи и социологи), позволяющими включить в общий дискурс ценности, представления и даже «прямую речь» общественного мнения взрослых и детей.

Ø     По мониторингу эффективности. Важнейшей составляющей такой кампании является ее постоянный мониторинг, без обратной связи она теряет внутренние и внешние ориентиры развития. Малоэффективная реклама (по содержанию, по выразительности, по адресности – не суть важно) уводит кампанию по предотвращению и профилактике сексуального насилия над детьми в сторону, а порой и заводит ее в тупик. На каждом этапе реализации программы её Стратегам необходимо точно знать, насколько она понятна и доступна, внятна и прозрачна, последовательна и действенна для всех адресных групп, начиная от общественного мнения и заканчивая государственными институтами и лицами, принимающими решения. Мониторинг позволит всей кампании развиваться не «в темноте» и не «на ощупь», а с четким представлением о своей эффективности и системности.

Страница 3 - 3 из 3
Начало | Пред. | 1 2 3 | След. | Конец | Все